И проклянет, склонясь на крест святой,
Людей и небо, время и природу, —
И проклянет грозы бессильный вой
И пылких мыслей тщетную свободу…
Но нет, к чему мне слушать плач людской?
На что мне черный крест, курган, гробница?
Пусть отдадут меня стихиям! Птица
И зверь, огонь и ветер, и земля
Разделят прах мой, и душа моя
С
душой вселенной, как эфир с эфиром,
Сольется и развеется над миром!..
Неточные совпадения
Задача индивидуума и
вселенной в том, чтобы излечиться от болезни, очистить свое тело, подготовить плоть к вечности, а не в том, чтобы ждать естественного перехода в другие формы существования и надеяться на отделение
души от тела путем смерти.
Алчное любопытство,
вселенное тобою в
души наши, стремится к познанию вещей; а кипящее сердце славолюбием не может терпеть пут, его стесняющих.
Но теперь он любит. Любит! — какое громадное, гордое, страшное, сладостное слово. Вот вся
вселенная, как бесконечно большой глобус, и от него отрезан крошечный сегмент, ну, с дом величиной. Этот жалкий отрезок и есть прежняя жизнь Александрова, неинтересная и тупая. «Но теперь начинается новая жизнь в бесконечности времени и пространства, вся наполненная славой, блеском, властью, подвигами, и все это вместе с моей горячей любовью я кладу к твоим ногам, о возлюбленная, о царица
души моей».
Лыняев. Это нетрудно. Я говорил одной блондинке, что наши
души, еще до появления на земле, были родные, что они носились вместе по необъятной
вселенной, порхали, как бабочки, в лучах месяца.
Безобразный нищий всё еще стоял в дверях, сложа руки, нем и недвижим — на его ресницах блеснула слеза: может быть первая слеза — и слеза отчаяния!.. Такие слезы истощают
душу, отнимают несколько лет жизни, могут потопить в одну минуту миллион сладких надежд! они для одного человека — что был Наполеон для
вселенной: в десять лет он подвинул нас целым веком вперед.
Ему казалось не больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась насмешка, горькая, бесконечная; волшебный круг, заключавший
вселенную; его
душа еще не жила по-настоящему, но собирала все свои силы, чтобы переполнить жизнь и прежде времени вырваться в вечность; — нищий стоял сложа руки и рассматривал дьявола, изображенного поблекшими красками на св. вратах, и внутренно сожалел об нем; он думал: если б я был чорт, то не мучил бы людей, а презирал бы их; стоят ли они, чтоб их соблазнял изгнанник рая, соперник бога!.. другое дело человек; чтоб кончить презрением, он должен начать с ненависти!
На земле жилось нелегко, и поэтому я очень любил небо. Бывало, летом, ночами, я уходил в поле, ложился на землю вверх лицом, и казалось мне, что от каждой звезды до меня — до сердца моего — спускается золотой луч, связанный множеством их со
вселенной, я плаваю вместе с землей между звезд, как между струн огромной арфы, а тихий шум ночной жизни земли пел для меня песню о великом счастье жить. Эти благотворные часы слияния
души с миром чудесно очищали сердце от злых впечатлений будничного бытия.
И кровь с тех пор рекою потекла,
И загремела жадная секира…
И ты, поэт, высокого чела
Не уберег! Твоя живая лира
Напрасно по
вселенной разнесла
Всё, всё, что ты считал своей
душою —
Слова, мечты с надеждой и тоскою…
Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,
Не отомстив, и творческую грудь
Ни стих язвительный, ни смех холодный
Не посетил — и ты погиб бесплодно…
Любовь!.. Но знаешь ли, какое
Блаженство на земле второе
Тому, кто всё похоронил,
Чему он верил; что любил!
Блаженство то верней любови,
И только хочет слез да крови.
В нем утешенье для людей,
Когда умрет другое счастье;
В нем преступлений сладострастье,
В нем ад и рай
души моей.
Оно при нас всегда, бессменно;
То мучит, то ласкает нас…
Нет, за единый мщенья час,
Клянусь, я не взял бы
вселенной!
Старый Сур говорил ничтожному Пьеру на «вы «! Это был зловещий признак. Никому во всей
вселенной он не говорил „вы“, за исключением местного пристава.
Душа у Пьера дрогнула, но все-таки, прижав руку к середине груди, он сказал негромко...
Он соответствует единству бога и
вселенной и стремится сделать
душу отражением, зеркалом высшего единства.
Бруно в своем трактате «De la causa, principe e uno» в пятом диалоге дает характеристику Мировой
души или
Вселенной как Единого, неподвижного, абсолютного, стоящего выше различий и противоречий (в частностях он явно опирается здесь на учение об абсолютном Николая Кузанского), но затем задается вопросом: «Почему изменяются вещи? почему материя постоянно облекается в новые формы?
Если же распоряжающаяся
вселенною сила дает знак разложенным стихиям снова соединиться, то как к одному началу прикрепленные разные верви все вместе и в одно время следуют за влекомым, — так по причине влечения единою силой
души различных стихий при внезапном стечении собственно принадлежащего соплетется тогда
душою цепь нашего тела, причем каждая часть будет вновь соплетена, согласно с первоначальным и обычным ей состоянием, и облечена в знакомый ей вид» (Творения св. Григория, еп.
Между тем, вчера он недоумевал, как можно ставить жизни вопросы об ее смысле и ценности;
вселенная говорила ему. «жизнь и блеск!» Сегодня же она, сама в себе нисколько не изменившаяся, говорит ему: «погребение!» И напрасны попытки силою представления и воспоминания удержаться при вчерашнем жизнеотношении; то, что вчера было полно покоряющей
душу убедительности, сегодня превратилось в мертвые слова, брезгливо отвергаемые
душою.
Важно ли понятие «бог», когда в насущном, живом и беспрерывном единении
душа молитвенно сливается с целым
вселенной?
— Есть во
вселенной одна стихия, примиряющая несколько человека с его жизнью. Эта стихия, говорят, создана дьяволом, но…пусть так! Она снимает с
души моей шипы…на время, разумеется. Эта стихия — в моей бутылке…Выпей, Илька! Сделай один глоток! Это хорошая водка…
Мое существование казалось мне необъятным, как
вселенная, которая не знает ни твоего времени, ни твоего пространства, человече! На мгновение мелькнула передо мною черная стена моего Беспамятства, та неодолимая преграда, пред которою смущенно бился дух вочеловечившегося, — и скрылась так же мгновенно: ее без шума и борьбы поглотили волны моего нового моря. Все выше поднимались они, заливая мир. Мне уже нечего было ни вспоминать, ни знать: все помнила и всем владела моя новая человеческая
душа. Я человек!
„Так, так! — думал он словами и слышал их в голове. — Мать-природа ведет все твари, каждую к своему пределу… где схватка за жизнь, где влюбление, а исход один… Все во всем исчезает, и опять из невидимых семян ползет злак, и родится человек, и
душа трепещет перед чудом
вселенной!..“
Смерть Калерии потрясла ли его так могуче, чтобы воскресить в нем хранившуюся в изгибах
души жажду в порыве к тому, что стоит над нами в недосягаемой высоте мироздания и судеб
вселенной?